Некоторое время назад мы опубликовали статью Ольги Кравец, содержавшую мнения отдельных русскоязычных граждан Латвии об их самоощущении в этой стране. Материал вызвал живой отклик среди читателей, и сегодня мы сочли возможным опубликовать суждение еще одного коренного рижанина - социального технолога, специалиста по общественным сетевым структурам, одного из лидеров Штаба защиты русских школ, инициатора создания и идеолога Объединенного Конгресса русских общин Латвии - Александра Казакова.

Сразу должен сказать, что в материале Ольги Кравец использована неверная посылка. Тот факт, что туристы не замечают дискриминации русских в Латвии, ничего не говорит ни о Латвии, ни о туристах. Не далее, как весной с.г. госинституты Латвии признали, что страна находится на грани этнического конфликта. Но туристы смогут заметить этот конфликт только тогда, когда на улицах Риги и Юрмалы начнется стрельба.

Другое дело, что она вряд ли начнется. И причиной тому не способность латышей к компромиссу или неспособность русских латвийцев к более агрессивным формам защиты своих прав. Причина в том, что менталитет (или, если угодно, темперамент) как латышей, так и русских латвийцев сильно отличается от менталитета югославов. Все наблюдатели согласны с тем, что русские в Прибалтике непохожи на русских на Северном Кавказе, и связывают это со способностью русских людей адаптироваться к окружающему культурно-историческому пространству (Достоевский, кажется, именно это называл “всемирной отзывчивостью”)

Теперь по существу. О каких “мифах” идет речь? Если о том, что в Риге “чуть ли не каждую неделю маршируют стройными рядами бывшие легионеры СС”, а “ветеранов ВОВ в глаза называют оккупантами и завоевателями”, то это не мифы. Ветераны Ваффен СС маршируют по улицам Риги один раз в год, получая на это официальное разрешение городских властей (это при том, что в 2004 году из почти трехсот уличных протестных акций, скажем, Штаба защиты русских школ, меньше 10-ти были разрешены, а остальные проходили в форме “встречи с депутатами”). И все это списывалось на “перегибы” местных властей, которые-де не могут отказать пожилым людям в желании почтить память погибших в войне с Советской Россией “сослуживцев”. Списывалось до тех пор, пока 16 марта с.г. на пути бывших легионеров СС (и, подчеркну, их молодых единомышленников!) не встали представители Объединенного конгресса русских общин Латвии и Штаба защиты русских школ в лагерных робах и с желтыми звездами на груди. Вот тут цивилизованная Европа ужаснулась – тем, что полиция “закатала” в участок именно антифашистов, а не тех, кто с оружием в руках воевал на стороне гитлеровской Германии. То есть, открытый точечный протест представителей русской общественности высветил истинные предпочтения латышских политиков.

Что касается ветеранов Великой Отечественной войны, то их не только в глаза (а также на страницах латышских газет и с экранов латвийского ТВ) называют оккупантами. Им, например, запрещено 9 мая надевать свои боевые ордена, полученные за подвиги на фронтах 2-й мировой войны, на том основании, что это знаки отличия другого (не важно, что уже несуществующего) государства. Поэтому каждый из более чем 20 тысяч ветеранов, приходящий в День победы к памятнику Освободителям, может быть теоретически препровожден в полицейский участок. Туристы, отдыхающие на пляжах Юрмалы или приехавшие на “Море смеха”, об этом не знают, но зато об этом знают 99% живущих в Латвии русских.

И еще о мифах. Многие потребители российских СМИ знакомы с таким, например, аргументом латышских политиков: “Если русским в Латвии так плохо, почему они не уезжают в Россию, где им будет хорошо? Потому, что в Латвии минимальная пенсия 100 долларов!”. Конечно, это аргумент для российских пенсионеров, а также из детей и внуков. При этом в России, как правило, не знают о том, сколько стоят в Латвии коммунальные услуги (водопроводная вода, кстати, в Латвии платная, по счетчику) или, например, телефонные разговоры. Не вдаваясь в подробности, скажу, что двухкомнатная квартира в стандартной “хрущевке” обходится латвийским “богатым” пенсионерам зимой в среднем в 100 долларов в месяц. Остается вопрос – на что получающие 100 $ пенсионеры покупают еду и лекарства (которые, кстати, в Латвии очень дорогие по сравнению с Россией)?

Что касается бытовой русофобии и выражения “это у нас электорат такой”, то здесь надо отметить, что электорат латышских националистических партий воспроизводится. Изначально националистический мессидж был сформулирован так называемыми “заграничными латышами” (в основном из США и Канады) и националистами из ЦК Компартии Латвии. Движение за независимость только по форме и риторике было демократическим, а по содержанию – националистическим. Потом на базе Народного Фронта и Движения за национальную независимость Латвии сформировались латышские партии, которые получили доминирующее положение в латышских СМИ. Сами эти СМИ наращивали тираж, эксплуатируя русофобскую тему. И теперь в стране сложился замкнутый круг. Латышские партии зависят от СМИ, которые зависят от читателей, которые, в свою очередь, являются избирателями. Любая латышская партия, которая предложит хотя бы переговоры с представителями русской общины, будет подвергнута обструкции со стороны ею же прикормленных СМИ, которые, если они поддержат новый мессидж партий, потеряют читателя и подписчика. Надо сказать, что даже латышские политики в кулуарах говорили мне о том, что первый лидер латышской партии, который предложит пойти на компромисс с русской общиной или, не дай Бог, заявит о двухобщинной Латвии, будет политическим “смертником”. Пока такого нет даже на горизонте.

Что касается гражданства, то большинство “неграждан” - обладателей фиолетового паспорта, в отличие от синего паспорта граждан ЛР – считают, что у них гражданство (имеется в виду СССР) отобрали и не предложили взамен другого. Поэтому подавляющее большинство “неграждан” считает, что латыши, которым латвийские русские помогли обрести независимость, проголосовав за нее на референдуме, должны были выполнить свои обещания и предоставить латвийское гражданство всем, кто этого желал в 1991 году (так называемый “нулевой вариант”).

Предложенную спустя 7 лет после обретения Латвией независимости процедуру натурализации большинство неграждан считают унизительной. Это не домыслы туристов, а заключение, сделанное западными специалистами. Вопрос ведь заключается не в том, что получение гражданства через натурализацию “зависит лишь от желания самого человека”, а в том, почему такого желания не возникает у сотен тысяч людей! Ведь “неграждан” в стране почти полмиллиона, а средняя цифра прошедших натурализацию за год – 10 тысяч человек. По подсчетам специалистов при таких темпах институт неграждан исчезнет в Латвии только к середине XXI века!

И здесь же не могу не упомянуть еще один миф, который активно эксплуатируется латышскими политиками и, похоже, функционирует в России. На каждом шагу – в том числе на европейских форумах! – утверждается, что негражданами являются, в основном, пожилые люди (которые, как не стесняются заявлять в прессе латышские политики, скоро вымрут и тем самым сообщество неграждан исчезнет само по себе). Так вот, один из латышских политиков – американский латыш, который, в силу сложной политической комбинации, стал министром интеграции – Нил Муйжниекс признался как-то мне, что готов был подать в отставку после того, как ему принесли статистические данные по негражданам. Он “вдруг” выяснил, что 110 тысяч – то есть пятая часть на тот момент – неграждан являются молодыми людьми до 28 лет. Это значит, что они получали паспорта уже в независимой Латвии и брали фиолетовый паспорт негражданина! Г-н Муйжниекс утешился было мыслью о том, что это 110 тысяч парней, которые не хотят служить в армии (а в Латвии неграждане не имеют права служить в армии), но ему разъяснили, что почти половина из этих 110 тысяч – девушки. Тогда новый министр понял, что что-то не так с государством, а не с “этими русскими”.

Дело в том, что молодые люди берут фиолетовые паспорта в знак солидарности со своими родителями и другими родственниками, а это значит, что сообщество неграждан становится самовоспроизводящимся и имеет тенденцию к тому, чтобы сохраниться на десятилетия, а то и на века. Так что так или иначе, а проблема негражданства в Латвии требует политического решения и путем натурализации решена быть не может.

И, возвращаясь к выводам западных социологов, больше половины неграждан в качестве основного мотива для отказа натурализоваться называют унизительность процедуры. Они не понимают (и не хотят понимать), почему они должны сдавать экзамены для того, чтобы стать гражданами страны, в которой родились. Кстати, конвенция ООН о правах человека предусматривает гражданство по месту рождения. Что касается знания латышского языка, то это – по мнению большинства неграждан – является выбором каждого человека. Если человек, живущий в Латвии, не знает латышского языка в той мере, в какой он необходим для полноценной жизни в обществе, то он добровольно ограничивает свои возможности, и он имеет на это право.

Если говорить о способности русских латвийцев к организованному протесту, то они доказали это, выведя 1 мая 2004 года 60 тысяч человек на митинг протеста. Для сравнения, это то же самое, как если бы в Москве в центре города собралось 600 тысяч человек. Юрий Петропавловский – “главный” и “самый жесткий” русский политик в Латвии, как он сам любит представляться иностранным журналистам J - прав, что это гораздо “круче” киевского майдана, но, в отличие от оранжевой революции на Украине, у латвийских русских не было средств на то, чтобы неделями “жить” на площади. Однако вплоть до 1 сентября 2004 года – дня начала “реформы” русских школ, – пока была надежда на то, что латыши пойдут хотя бы на переговоры с избранной на беспрецедентном по меркам Восточной Европы Вселатвийском съезде защитников русских школ (почти 1000 делегатов), русские латвийцы продолжали участвовать в акциях протеста. Латыши “выстояли”, и после 1 сентября движение сопротивления пошло на спад (и одновременно увеличилось количество семей, уезжающих в Россию для того, чтобы перевести своих детей в российские школы). Сегодня в рамках Объединенного конгресса русских общин Латвии сопротивление принимает иные формы. Решено отказаться от массовых акций протеста в пользу точечных и работать над созданием сетевых структур, способных мобилизовать русскую общину под лозунгом “Наша родина – русский язык и русская культура” ради сохранения своей национальной идентичности.