Эпоха “мирных” и “бархатных” революций в СНГ завершается. Европейский революционный “концерт” сыгран. Начинается “пробуждение” и политическое (равно как и цивилизационное) самоопределение Центральной Азии. Сегодня внимание аналитиков приковано к ситуации в Казахстане. Однако для сколько-нибудь серьезного разговора о революционных перспективах в этом крупнейшем центральноазиатском государстве необходимо остановиться на двух моментах. Первое - это киргизский опыт (учитывая этническую близость киргизов и казахов и избранную лидерами этих государств политическую модель - "просвещенную" светскую диктатуру). Второе - необходимо определение общего и особенного в политическом развитии центральноазиатских государств в постсоветскую эпоху. Последняя операция нужна не только для констатации "цветущей сложности" региона, но и для фиксирования коридоров политических возможностей в Центральной Азии.

В соответствии с ленинским учением о революции, Кыргызстан оказался “слабым звеном” в регионе. По мнению французского востоковеда Оливье Руа, быстрая революция в Кыргызстане - закономерный результат политического развития этой страны в постсоветский период. "В самой небольшой в данном регионе – мы наблюдали ту же, что и во всех соседних государствах Средней Азии, тенденцию к возникновению автократических и даже диктаторских режимов. Одно время поговаривали о "киргизском исключении", а президент Аскар Акаев считался реформатором, более демократичным, чем чего коллеги в бывших республиках Советского Союза. На деле же специфика Киргизии состоит в том, что центральная власть здесь слабее, чем в других местах. Здесь нет ни сильной армии, ни сильных органов внутренних дел, но есть много местных милицейских подразделений. Эта структурная слабость не помешала нынешнему президенту, избранному в советскую эпоху и с тех пор регулярно переизбиравшему на новый срок, проводить ту же политическую линию, которую проводят его соседи: это аресты оппозиционеров фальсификация выборов, устранение кандидатов-соперников".

Однако, признавая правоту Оливье Руа в целом, хочется уточнить и конкретизировать некоторые позиции. Элиты всех постсоветских государств Центральной Азии имели чрезвычайно узкий коридор политических возможностей, вызванный особенностями модернизационных процессов в странах исламского Востока. На наш взгляд, вписать "революционные процессы" в пробуждающейся Центральной Азии в контекст модернизации на исламском Востоке - чрезвычайно важная задача, позволяющая преодолеть упрощенчество и открыть путь к более адекватному пониманию происходящего.

Фактически до сих пор в государствах исламского мира были успешно реализованы две модели политического развития. Это - авторитарный светский режим со всеми присущими ему недостатками (клановость, непотизм, коррупция). Эту модель применительно к Центральной Азии описал тот же Оливье Руа: "Здесь существует президентская структура семейного типа: жена, братья, сын главы государства делят посты и доходные места, родственники проходят в депутаты с "советским" рейтингом". Однако, как правило, именно такие режимы делают ставку на социально-экономическую модернизацию (внедрение рыночных институтов, создание условий для развития социальных групп буржуазного общества) и  на секулярное развитие. При этой модели роль религии в политике минимизируется (или даже подавляется). По этому пути наиболее успешно продвигались Египет, Иордания, Индонезия (до своей “цветной революции” в 1998 году). Пиком политического развития этой модели является весьма своеобразный вариант демократии, при котором сохраняется сильная роль личной власти лидера страны, армии и спецслужб. Наиболее ярким примером здесь служит Турция. Вторая модель базируется на идеологии религиозного “возрождения” и государства, основанного на исламских догматах. Иран- образец для строителей теократической государственности.

При этом восточные государства, сделавшие ставку на социально-экономическую модернизацию, оказываются в своеобразной ловушке. С одной стороны процесс обновления (хотя бы и частичного без изменения политических устоев) требует обращения к западному опыту. А здесь не обойтись без европейских и американских университетов с их духом демократии и свободы, апологетикой индивидуализма и персонального успеха. Подобная западная прививка в систему традиционных патронно-клиентских отношений объективно работает против инициаторов модернизации. Рано или поздно “молодые обновленцы” начинают теснить элитный слой и замахиваться на политические устои. С другой стороны, социально-экономические трансформации нарушают традиционные устои восточного общества, не имеющего привычки к индивидуальному успеху и с трудом принимающие необходимость рыночной конкуренции (особенно в интеллектуально-духовной сфере). Отсюда - фундаменталистская реакция на инновации, стремление замкнуться в своей инаковости и “уникальности”.

Таким образом, страны Востока (и постсоветские государства Центральной Азии здесь лишь повторяют старые закономерности) стоят перед нелегкой дилеммой. Догонять цивилизованный мир надо, но эта погоня (“догоняющая модернизация”) чревата двумя опасностями - европеизацией элиты и архаизацией и исламизацией массы населения. С известными оговорками все перипетии этого процесса пережили и постсоветские государства Центральной Азии. Здесь был реализован модернизационный проект в условиях управляемой дозированной демократии. Однако подобный проект, как “третий путь” весьма уязвим. Тут проявляется и плохая управляемость, и недостаток демократии.

Президент Аскар Акаев намного быстрее своих коллег-президентов из бывших республик советской Средней Азии начал модернизационные процессы. Сегодня он во многом пожинает плоды своих собственных усилий. Говоря словами Карла Маркса, глава Киргизии сам стал “собственным могильщиком”, воспитав слой младокиргизов, которым стало тесно в рамках дозволенного. Однако сам вектор – развитие современной экономики и демократической системы был определен и Акаевым и теми, кто пришел его свергать правильный. Главная задача сегодняшних лидеров новой Киргизии озаботиться обеспечением легитимности и наведением элементарного порядка. Взять власть – полдела. Ее нужно удержать и при этом поставить революционное творчество масс в жесткие рамки. В условиях, когда власть десакрализована, это будет сделать крайне сложно.

А что же касается других центральноазиатских государств, то наиболее эффективно опыт Киргизии предстоит изучать в Астане и Алматы. Казахстан, избравший путь “догоняющей модернизации”, как и Киргизия, стоит перед сходными проблемами. С одной стороны, власть сосредоточена в руках эффективного жесткого лидера, имеющего большой внутренний и международный авторитет. С другой стороны, слой младоказахов не менее влиятелен, чем в соседней Киргизии, и его желание придать демократизации большую динамику столь же очевидно. Процесс дальнейшей вестернизации Казахстана облегчается и успешным социально-экономическим реформированием страны и тем заделом, который был сделан за период независимости. Казахстан задал себе высокие стандарты в экономике и теперь стоит перед объективной необходимостью повышения стандартов политического развития. Американское или европейское вмешательство могут лишь ускорить этот процесс, но сама потребность в политическом обновлении объективна. Разговоры об интеграции с Россией всегда были по большей части инструментом для решения внутриказахских проблем.

Узбекистан и Таджикистан - государства, где огромную роль играет исламский фактор. Здесь, в отличие от Киргизии и Казахстана, революционный проект будет протестом исламистов (возможно под лозунгами исламской демократии) против светского авторитарного режима. По мнению президента Международного центра стратегических и политических исследований Виталия Наумкина, "сегодня достаточно сложно провести четкий водораздел между радикальными исламистскими настроениями и недовольством народных масс…При этом внутриполитическая ситуация в Узбекистане сложилась таким образом, что кроме исламистов другой оппозиции режиму президента Каримова здесь не осталось. И люди, вышедшие на антиправительственный митинг (речь идет о событиях в Андижане- С.М.), естественно, были вдохновлены их идеями”.

Чтобы предотвратить исламизацию этих республик, политэлиты Узбекистана и Таджикистана должны уже сегодня выиграть битву за “новое поколение”, сделав его главным проводником светской модернизации. Слабая ротация кадров и управленческий застой отвращают амбициозную молодежь от власти, толкают ее в объятия непримиримой оппозиции. Официальные же исламские структуры в этих республиках слишком сращены с властью и не могут выигрывать богословскую конкуренцию со своими радикальными оппонентами. Повышение интеллектуального уровня представителей “системного ислама” - также одна из приоритетных задач властей Таджикистана и Узбекистана. Сегодня авторитарные режимы Центральной Азии (в особенности узбекский) должны сделать акцент не на усилении полицейских начал, а на придании авторитаризму более модернизационного характера. Однако, по справедливому замечанию Виталия Наумкина, “у Каримова есть шанс вернуть ситуацию в прежнее русло и не допустить разрастания исламистского движения…Но это только в краткосрочной перспективе, поскольку у официального Ташкента нет не только методов решения, но и четкого видения все более обостряющихся социальных проблем”.

Особая статья - туркменский политический режим. Сегодня с полной уверенностью можно констатировать, что власть Сапармурата Ниязова не оставляет никаких шансов для народной революции. Смена власти и демократизация режима здесь возможны лишь посредством дворцового переворота, либо военной интервенции. Младотуркмены здесь возможны лишь в окружении Туркменбаши, представители которого со временем устанут от кадровых перетрясок и репрессий, как это было со сталинским Политбюро. Именно эти кадры смогут инициировать определенное обновление политического ландшафта Туркмении.

Таким образом, “цветные революции” в Центральной Азии - не только результат хитроумных внешних комбинаций и геополитических игр. Они в значительной степени  порождены внутренними особенностями процесса “догоняющей модернизации”, застигшего Киргизию, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и Туркмению после распада СССР в 1991 году. Киргизия стала “слабым звеном”, поскольку зашла в этой погоне дальше всех. Хитроумные геополитики лишь слегка опережают процесс, выстраивая свои конструкты куда ловчее, чем могли представить в России. Москве следует прекратить убиваться по остаткам былого геополитического величия, отставить в сторону бессильную злобу. Единственный выход для нее - постараться перехватить инициативу и придумать свою модель ответа на модернизационные процессы в Центральной Азии, для которой 2005 год в любом случае станет новым рубежом в политической истории.

Автор - заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук