GlobalRus.ru
Раздел: Суждения
Имя документа: Традиционный терроризм
Автор: Давид Буянер
Адрес страницы: http://arabeski.globalrus.ru/opinions/133638/
Традиционный терроризм

Что такое "народный ислам" и чем он опасен

Несколько дней назад в Самарии израильская военная полиция задержала очередного палестинца, пытавшегося перейти разделяющую Израиль и Палестину «зелёную черту» с «поясом шахида» – не то, чтобы взорваться самому, не то с целью передать его другому террористу – уже на территории Израиля (мне второй вариант кажется маловероятным, но не о том речь). В местных новостях был мельком показан садящийся в военный джип арабский подросток с завязанными глазами, после чего речь пошла совсем о другом. Подобные новости давно не воспринимаются здесь как таковые: вот если бы его не задержали – то была бы новость.

Террор давно превратился в одну из составляющих израильской действительности; едва оправившись от шока после очередного теракта, страна словно стремится заглушить животный страх, делая вид, будто ничего не произошло. Тела жертв хоронят, как правило, в тот же день, с асфальта смывают кровь, искорёженный остов сгоревшего автобуса отвозят на свалку, и жизнь «возвращается в обычное русло» – для тех, кто на этот раз остался незатронут смертельным ужасом – насколько это возможно в стране, площадью уступающей Московской области.

И всякий раз, когда – ex post factum или, как в описанном случае, с небольшим, но существенным опережением – устанавливается личность очередного смертника, мелькают одни и те же цифры: «17 лет», «16», «18», «17», «19», снова «16», редко «20». Это – их возраст. Лет пятнадцать назад, в разгар первой «интифады», когда терроризм ещё не был поставлен на конвейер, а теракты совершались иной раз спонтанно и не были похожи один на другой, как сейчас, средний возраст террориста был около 25-27 лет. Были случаи, когда нападавшим оказывался сорокалетний мужчина; женщины и дети участвовали исключительно в показательном камнеметании. Сегодня израильтянин, садящийся в автобус и привычно «ощупывающий» взглядом попутчиков, на сорокалетнего араба не обратит внимания, а автобус с арабским подростком (независимо от пола) предпочтёт пропустить.

Резко «помолодев», арабский террор претерпел ещё одно, менее заметное постороннему глазу, но принципиальное изменение: из националистического с исламской подкладкой он стал чисто исламским. Процесс, растянувшийся в Палестине на 10-15 лет (считая с 1987 года, то есть, с момента создания организации ХАМАС), был совершенно аналогичен исламизации (и «омоложению») чеченского сепаратизма, занявшей всего 5 лет (1994-1999), и даже с трудом поддающейся анализу логике развития иракского сопротивления. Возникает вопрос: связаны ли между собою все эти процессы, и, если да, то в чём причина радикализации ислама, с одной стороны, и исламизации арабского и чеченского (равно как и албанского, боснийского, возможно, также крымскотатарского и т. д.) национализма?

На мой взгляд, ответ на этот вопрос следует искать не в социологической плоскости: ставшие в последнее время модными в антиглобалистских (и связанных с ними исламских) кругах глубокомысленные рассуждения о «золотом миллиарде» и оппозиции «богатый север-нищий юг» не в состоянии объяснить ни отсутствие такого феномена как «индуистский» или «буддистский» террор, ни вовлечённость в «террористический интернационал» саудовских нефтяных магнатов. Суть в другом: ислам, в отличие от любой другой религии, изначально радикален и противоположен традиции, как таковой. Относится это, в первую очередь, к «народному исламу», мало зависящему от внутренних различий между суннитами и шиитами и т. п. (что, однако, не прибавляет – может быть, к счастью – чаемого единства исламскому миру).

Для того, чтобы понять особенности этой разновидности ислама (что это именно разновидность, а не упрощённая форма ислама, будет показано ниже), нет смысла читать Коран и, особенно, его «учёные» толкования, представляющие традицию, на протяжении 13-ти веков пытающуюся приспособить самое воинственное из известных вероучений к реалиям мирной жизни; гораздо ярче эти особенности выражены в произведениях популярных жанров арабской, персидской и т. д. литературы. Вот один из наиболее характерных пассажей средневековой хроники Дербенд-наме, повествующей о походе «воинов ислама» (газиев) против «нечестивых» хазар (кафиров): «...от благоговейного трепета перед тем мусульманином десять тысяч кафиров-христиан падали на землю. Трупы кафиров так заполнили поле боя, что из-за них не могли проходить кони газиев... Кровь текла, как поток селя... Кафиров погибло так много, что не было возможности определить их число. На шестой день мусульмане, страстно желая смерти за веру, вновь пошли на кафиров». Не менее характерны так называемые «народные эпические романы» в стихах и в прозе. Будучи зачастую популярным переложением произведений классической арабо-персидской литературы, они резко отличаются от них духом крайнего фанатизма; единственным мерилом ценности человека выступает здесь вера в Аллаха, выражающаяся зачастую в готовности истребить целый город за отказ принять ислам.

Обращает на себя внимание неадекватность общепринятой терминологии, вносящая невообразимую путаницу в любую дискуссию, касающуюся взаимоотношений «традиционного» или «консервативного» ислама, запрещающего бессмысленное кровопролитие, и исламского «фундаментализма», то есть, народного ислама, всё чаще находящего поддержку среди духовенства. На поверку выясняется, что «фундаментальный» ислам не менее «традиционен», нежели «консервативный», но – опять-таки, традиционно – связан с иными социальными, и даже возрастными, слоями населения: на протяжении всей исламской истории фундаменталистские течения (хариджиты, ваххабиты и др.) находили поддержку, в первую очередь, среди бедной молодёжи. Обычные возражения, призванные доказать отсутствие принципиальной разницы между религиями с точки зрения отношения к насилию и ссылающиеся на «фундаменталистские» течения в христианстве, не выдерживают критики: христианство, во всех его формах, немыслимо без традиции и от природы консервативно. Любое, даже самое «революционное» и «фундаменталистское» течение в христианстве либо создаёт собственную традицию и утрачивает революционность (как, например, кальвинизм), либо вырождается и исчезает (как «богемские братья»).

Не то в исламе. Возникший как фундаменталистская (то есть, якобы апеллирующая непосредственно к «первоосновам») реакция на христианство (прп. Иоанн Дамаскин рассматривает его, ни больше, ни меньше, как христианскую ересь), ислам до сего дня сохранил сильнейший разрушительный заряд. Разрушительный – в том числе, и для собственной культуры: «естественный» враг молодых волчат, воспитанных клерикальной улицей (воистину мусульманский феномен!), – пытающиеся их осадить носители «традиционного» авторитета, то есть, как правило, светская власть и поддерживающее её старшее поколение. Смена поколений воспроизводит эту схему физически, а ислам обеспечивает её идеологическим содержанием; в результате исламский мир регулярно переживает вспышки радикализма, за неимением внешнего врага, как, например, в Алжире, приводящие к взрывам гражданского насилия. Как только националистическое, сепаратистское или «антиимпериалистическое» движение в мусульманской стране (будь то Чечня или Палестина) осознаёт коррумпированность своей верхушки, на авансцену выходит «народный» ислам, враждебный не одному лишь Западу, но всему и вся. И в этом – секрет его притягательности не только для афроазиатской бедноты, но и для беспочвенных радикалов Европы и Америки, десятками тысяч принимающих религию «южных варваров».

Арестованного 17-летнего зомби ожидает долгое следствие и приличный срок, из которого он, по всей вероятности, отсидит от силы года два, после чего будет освобождён вместе с парой сотен таких же как он «воинов ислама» в рамках очередного палестино-израильского соглашения – в обмен на 347-е обещание палестинской стороны «положить конец террору». Как сложится дальнейшая его судьба – предсказать сложно. Скорее всего, проживёт он недолго и погибнет либо от рук израильских солдат, либо от своих собственных – став «шахидом» и купив ценой своей никому не нужной головы жизни десяти или двадцати человек. А может быть, ему повезёт больше, и он просидит лет десять. Выйдя из тюрьмы уже не озверевшим человеческим детёнышем, а взрослым человеком – не столь важно, хорошим или дурным – он, как положено, обзаведётся семьёй и даст жизнь пяти или семи таким же как он. Один из них непременно пойдёт по стопам отца.

Арабески Специальный проект GlobalRus.ru©2006.
При перепечатке и цитировании ссылка обязательна.