Каждый месячник борьбы с терроризмом – а всем в общем-то понятно, что происходящее у нас сейчас является очередным месячником – сопровождается разговорами о необходимости бороться еще и с религиозным экстремизмом. Не все при этом впрямую говорят, о какой религии идет речь, однако подразумевают, что исламе. Понятно, что не о православной общине, захватившей Центр Грабаря. При этом вне зависимости от того, какой месячник на дворе, многочисленное северокавказское начальство регулярно шлет в Москву бумаги, в которых требует «запретить ваххабизм». И иногда Москва даже отзывается. Не так давно Савеловский суд столицы запретил сочинение «Единобожие» известного мусульманского богослова Мухаммеда ибн Абд-аль-Ваххаба.
Предполагается, что чужеродный арабский террористический ваххабизм должен заменить некий «традиционный ислам». Что такое «традиционный ислам» толком никто объяснить не может. На самом деле в этом понятии нет никакого доктринального смысла: «традиционные» мусульмане исповедуют ту же религию, что и «нетрадиционные». В нем есть некоторый этнографический смысл. Например, можно говорить о том, что для некоторых мусульманских республик Северного Кавказа характерно широкое распространение суфийских братств. Собственно суфиев так называемые «ваххабиты» в лице Хоттаба и его малоизвестного родственника Фадхи и собирались искоренить в Чечне, из-за чего крупно поссорились с братьями Ямадаевыми и покойным Ахматом-хаджи Кадыровым.
Зато в понятии «традиционный ислам» присутствует очень весомый политический смысл. «Традиционный ислама» - это ислам, встроенный в столь любимую нашими начальниками вертикаль власти. Пара характерных историй. В Кабардино-Балкарии власти однажды обратили внимание, что подавляющее большинство верующих не посещает мечети, подконтрольные Духовному управлению мусульман республики. Реакция была по-советски проста. В Нальчике – столице республики – закрыли все мечети кроме одной, соборной, построенной на деньги одного из родственников президента. Среди мусульман моментально поползли слухи, что в единственной открытой мечети установлены видеокамеры, при помощи которых за всеми следит ФСБ. Богослужения стали проводить на частных квартирах. Новая мечеть пустует.
В 1999 году, после взрывов жилых домов в Москве выяснилось, что организатором теракта был карачаевец Ачимез Гочияев, а в Карачаево-Черкесии действует несколько исламистских организаций. Власти республики начали бороться с религиозным экстремизмом. Тоже просто и по-советски: милиция хватала всех, кто носил бороду. Естественно, под разговоры о «традиционном исламе» в лице местного Духовного управления мусульман.
Надо признать, российская власть, пытаясь взаимодействовать с исламом, традиционно оказывалась в совершенно идиотском положении. Логика нашего чиновника предполагает, что всех надо построить и довести милую сердцу вертикаль до самой последней букашки. Но в логике ислама построить никого нельзя. В исламе нет иерархической церковной организации. Отсюда начинаются судорожные чиновничьи телодвижения. Создаются разнообразные Духовные управления мусульман, которые ислам должны курировать. Верующие, для которых эти управления – отнюдь не абсолютный авторитет, курированию поддаются очень плохо. В дело вступает милиция. И так далее. Конечно, все это проблема чиновников.
Но не только их. На стадии подключения милиции начинаются уже проблемы страны. Начальство, чувствуя, что средствами политическими и административными ислам построить нельзя, все больше дрейфует в сторону средств силовых. Например, требует «запретить ваххабизм». А это влечет за собой радикализацию российского мусульманского сообщества. Давайте честно признаем одну крайне неприятную и весьма неполиткорректную вещь. Невозможно провести четкую грань между мирным богобоязненным мусульманином, посещающим мечеть каждую пятницу и радикалом, требующим уничтожить всех кафиров. Разница есть. А вот грань размыта. В зависимости от бесконечного количества причин мирный богобоязненный мусульманин может стать радикалом. И силовое давление со стороны властей, которые почему-то требуют, чтобы он ходил именно в ту мечеть, которую они укажут, может стать не последней причиной.
Жители дагестанских селений Карамахи и Чабанмахи когда-то объявили, что на их территории действуют законы шариата. Конечно, это было нарушением российских законов. Однако целей типа «убивать неверных» карамахинцы и чабанмахинцы перед собой не ставили. После вторжения Басаева в Дагестан оба селения взял штурмом российский спецназ. И хотя карамахинцы и чабанмахинцы не «засветились» в крупных российских терактах, есть большие подозрения, что кое-кто из них вскоре оказался в числе боевиков в соседней Чечне. Но самая большая проблема заключается в том, что для того, чтобы изменить традиционную российскую политику по отношению к исламу, политику, основанную на строительстве разного рода вертикалей, нужно изменить сами российские власти.
Наше начальство умеет работать только с «построенными». Сама идея взаимодействия с независимыми общественными институтами, каковыми являются неподконтрольные властям мусульманские общины, нашему начальству чужда. Поэтому все попытки борьбы с экстремизмом не станут реализацией разумной политической стратегии, а сведутся к полицейским акциям против мусульман. А это будет только способствовать росту того самого экстремизма.
|